воскресенье, 17 мая 2009 г.

Код нации

Беседа с историком Александром Бугановым

Непредсказуемые, непонятные, своеобразные - такие эпитеты дает русским западная пресса. Самобытные, гордые, жизнестойкие - такими привыкли считать себя сами русские. Какие мы на самом деле?

В XIX веке славянофилы сформулиро­вали столетиями витавшую «русскую идею»: у России свой собственный уникальный путь в мировой истории, а русские - люди особенные. Против­ники славянофилов западники, напро­тив, были уверены, что мы должны быть с Европой. Кто был прав, непо­нятно и сейчас, спустя 200 лет, а спорят на эту тему все так же горячо. Но даже исследования пока мало что проясняют. Вероятно, знай мы, на чем замешано мировоззрение современных россиян, выводы делать было бы легче.

Кандидат исторических наук и ведущий научный сотрудник сектора этнографии русского народа ИЭА РАН Александр Буганов защитил кандидатскую диссертацию на тему «Исторические представления русских крестьян XIX века и развитие национального самосознания». О том, как сильно наше поведение и мировоззрение определяются национальными чертами, он рассказал редактору «НВЯ - Россия» Дмитрию Фалалееву.

Давайте поговорим о самосознании русских.

Тогда начнем с воззрений русского простонародья XIX века. Я не утверждаю, что тогдашние устройство общества и характер мировоззрения людей - некая норма. Но от того периода больше всего сохранилось документов, историко-этнографических данных, поэтому о нем мы, ученые, знаем больше всего. К тому же после 1917 года началось целенаправленное разрушение народных традиций и устоев. Так что, обратившись к концу XIX века, мы словно заново обретаем самих себя.

А правильно ли сравнивать нынешних россиян с крестьянами XIX века?

Сейчас, конечно, совсем иная структура общества. Но в наш век глобализации и высоких технологий мы как-то забываем, что и сегодня подавляющее большинство россиян - внуки и правнуки тех самых крестьян. Тех, кто согласно первой Всероссийской всеобщей переписи 1897 года составлял 80% населения страны. И многие сущностные черты самосознания нашего народа надо искать там. Распознать этничность, «русскость» в том числе, во взглядах людей образованных довольно трудно - очень уж много заимствований из других культур. А воззрения простонародья проявляются прежде всего в самом ходе жизни. Именно поэтому воззрения народные описаны, зафиксированы в самых разных историко-этногра-фических источниках.

Каков он, русский того времени?

Я бы чуть уточнил: что означало для наших предков быть русским? Быть верным православию, царю, отечеству. Позже, в советское время, мы стали воспринимать знаменитую уваровскую триаду «православие, самодержавие, народность» иронично. По сути, не разбираясь в ней. А ведь эта формула, нравится это нам или нет, точно отражала народные настроения. Все три архетипа формировали сознание русских людей и во многом определяли их поведение.

А что такое «русскость»?

Долгое время быть православным и быть русским значило одно и то же. Люди в первую очередь ощущали себя православными. Как на сельских сходах обращались к собравшимся? Православные. Особенно ярко идентификация по религиозному признаку проявлялась во времена войн и вооруженных конфликтов, которых в истории России хватало.

Защищали Отечество и православие. Врагов, посягнувших на православную Россию, воспринимали как «басурман», даже если они и принадлежали к христианскому миру, как, например, французы, напавшие на Россию в 1812 году.

То есть православие не религиозная, а морально-нравственная категория.

Собирательная. Даже в основе труда лежали религиозно-нравственные нормы. На селе всякое начинание нужно было освятить. Весь жизненный цикл был связан с церковью: венчание и крещение детей, приобщение потомства к таинствам и посещению храма, отпевание умерших. Церковнославянский на протяжении многих веков был вторым языком. А некоторые крупные лингвисты считали его даже основополагающим для формирования литературных стилей. Уже позднее на него наслаивались просторечье, диалекты. Круг чтения людей, не обученных светской грамоте, довольно долго ограничивался Библией и другими церковными книгами. Когда подсчитывали грамотных, многих из них заносили в число не умеющих читать, то есть формально неграмотных. Мне доводилось с этим сталкиваться даже в экспедициях десяти-пятнадцатилетней давности. Бабушки, считавшиеся неграмотными, на вопрос, понимают ли они по-церковнославянски, отвечали: «Ну это-то я читаю».

Скажите, если роль православия была так сильна, то и неприязнь народа к богатым тоже была связана с ним?

Это не более чем расхожее представление, миф. Но богатство как таковое вовсе не противоречит православным убеждениям. В Евангелии сказано, что богатому трудно войти в Царство Небесное. Трудно, но возможно - и простые православные это понимали.

Но на деле-то как это проявлялось?

В России хорошо относились к богатым, которые старались жить по божьи - творили добрые дела, как бы оправдывая свое богатство.

То есть все-таки богатый должен был заслужить моральное право.

Трудом полученное богатство вызывало уважение простых людей. Значение придавали тому, какими способами было накоплено богатство. Человек, обнищавший по собственной лени, не вызывал сочувствия; разбогатевших благодаря трудолюбию почитали. В «Притчах Соломона», очень популярной в народе книге Ветхого завета, сказано: «Ленивая рука делает бедным, а рука прилежных обогащает». Но важнее другое. Богатство не просто прощали, но уважали, если человек искренне - не формально! - был благочестив, милостив к нуждающимся, делал вклады в церкви или монастыри. Ему надо было приложить больше усилий, чтобы спасти свою душу, чем бедному.

Мы все время говорим о русских. Корректно ли это? Сейчас на территории страны сосуществует много народов. Да и раньше так было.

Соединение и сосуществование различных культур, традиций, конфессий в едином геополитическом пространстве происходило на базе интегрирующей российской идентичности. Вместе с тем культура, повторюсь, носила прежде всего русский, православный характер.

Давайте вернемся к формуле Уварова и поговорим о разрушении устоев.

Со второй половины XIX века традиционные воззрения размываются, часть народа, прежде всего образованные слои, отходит от веры. Государственность, менталитет приобретают более светский характер, и основными характеристиками России в глазах народа становятся ее богатство, мощь, боевая сила. К слову, из-за этого размывания крестьяне - в первую очередь отходники (уходившие на сезонные работы в город), те, кто был ближе к промышленным центрам, - стали восприимчивее к революционным идеям. Не надо также забывать, что в последней четверти XIX столетия началось проникновение в крестьянскую среду либерально-демократических, революционных элементов. Все это вместе расшатывало традиционный уклад.

Что происходило с триадой дальше? Очевидно, что в первоначальном виде она до нас не дошла.

Православие, которое скрепляло триаду, было почти разрушено. Рухнуло самодержавие. Лишившись православного духа, утратила свою силу государственность. Многие века русский царь, Помазанник Божий, для большинства россиян был символом государственности, воплощением национальной идентичности. И девальвация этого образа в общественном сознании, в числе прочих причин, также привела к краху всего строя прежней русской жизни. В традиционных воззрениях народа самые большие потери проявились, если так можно сказать, в области слияния государственного сознания с религиозным. Позже, во время Великой Отечественной войны, главной стала идея патриотизма. Сталин, будучи хорошим психологом, манипулятором, умело играл на этом: утвердил ордена Александра Невского, Федора Ушакова, Михаила Кутузова. Но конфессиональная составляющая тоже никуда не делась, она просто отошла на второй план. Сохрани­лись свидетельства религиозности известных советских военачальни­ков. Маршал Жуков в 1925 году, тог­да еще командир полка, тайно по­сещал последнего из знаменитых оптинских старцев Нектария, про­сил у него благословения. По фрон­там Великой Отечественной возил с собой в машине Казанскую икону Божьей Матери. В советское время «неисповеданное православие» по­могало многим держаться достойно в самых трудных условиях.

Какие национальные черты по-преж­нему определяют наше поведение и мировоззрение?

На мой взгляд, если не все, то мно­гие. Прибавились и новые. Как по­ложительные, так и отрицательные. Говорить, впрочем, стоит не столь­ко об отдельных качествах народа, сколько о полярности русского характера, в котором странным об­разом сочетаются противополож­ные черты: доброта и жестокость, душевная тонкость и грубость, широта и мелочность, самоуничи­жение и национальная гордыня и т.д. Наверное, набор свойств при­близительно одинаков для любого народа. Дело в неповторимости этого сплава и его устойчивости. У русских, скажем, очень часто все «выплавлялось» в великорусский авось, по очень точному замечанию нашего самого остроумного исто­рика Василия Осиповича Ключев­ского. Своенравие почвы и климата центральных и особенно север­ных территорий часто обманывало самые скромные хозяйственные ожидания, и, привыкнув к этим обманам, «расчетливый земледе­лец любил подчас, очертя голову, выбрать самое что ни на есть безна­дежное и нерасчетливое решение, противопоставляя капризу при­роды каприз собственной отваги. Эта наклонность дразнить счастье, играть в удачу и есть великорус­ский авось».

Вы говорили о размывании основ. Вы­ходит, фундаментальные воззрения не такие уж и фундаментальные.

Я бы не стал делать таких резких выводов. Эти воззрения и сейчас отчасти остались.

Судя по последним опросам, се­годня православными себя осоз­нает около 70% русских. Основная часть русских стала идентифициро­вать себя с православной церковью и культурно-исторической тради­цией. Православие стало основой формирования одной из коллек­тивных идентичностей русских. Приведу вам, на мой взгляд, очень точное высказывание простого 83-летнего старика, с которым я беседовал во время экспедиции в Рязанской области: «Обычай мы должны соблюдать. Раз русский значит, православный. Мои роди­тели были верующими. Есть ли Бог, нет - мы не знаем, но так нам дано судьбой, мы должны верить. Не нами заведено, не нам отменять! Я не верую, но православный, пото­му что крещеный». Показательно, что его позиция совпадает с впол­не официальной позицией РПЦ. Сложнее обстоит дело с качествен­ными показателями. Очевидно, что сегодня православие для многих - «новая вера». Мне кажется, для большинства современных россиян их самоотнесенность к правосла­вию есть не вопрос веры и даже не вопрос идеологии, а прежде всего вопрос идентификации.

Речь идет о генетической памяти?

Есть и более понятные и объясни­мые механизмы. Преемственность поколений. У всех нас были бабуш­ки, дедушки, у них свои бабушки-де­душки - и традиции, пусть и видо­измененные, изустно передавались и передаются из поколения в поко­ление. Я прекрасно помню время, когда почти у каждого подъезда сидели старушки и порой одерги­вали вызывающе, по их мнению, ведущую себя молодежь. Они в тот момент олицетворяли собой табу, запреты, чем вызывали некоторое раздражение. Но ведь эти запреты необходимы в любом культурном, бытовом пространстве. Иначе вос­торжествуют вседозволенность и ложно понимаемая свобода, без обязанностей и ответственности. Такой вот феномен бабушек.

Патриотизм, о котором вы говори­ли, - сильный фактор? Сейчас он тоже есть, спорить трудно, но созда­ется ощущение, что он по большей части наносной.

Патриотизм у нас традиционно си­лен. Русские всегда осознавали, что они «спокон веков» живут в силь­ном государстве. Они гордились этим. Отношение к службе в армии, несмотря на горечь разлуки, тяготы издержек, определялось сильно развитым государственным созна­нием, которое было присуще не только элите, но и простому народу. Отсюда и почти полное отсутствие отказников, и воинские подвиги.

Именно о патриотизме простого наро­да говорили славянофилы?

Да, и тут они оказались точнее большинства западников. Васи­лий Петрович Боткин когда-то верно писал: великая заслуга сла­вянофилов в том, что они «выго­ворили одно-единственное слово: народность, национальность». А Герцен говорил: «Наша европей­ская западническая партия тогда только получит место и значение общественной силы, когда овладеет темами и вопросами, пущенными в обращение славянофилами». По осознанию важности этого вопро­са у славянофилов с западниками больших-то разногласий и не было. Просто первые на «самость» обра­щали больше внимания.

Каков портрет русского сейчас? Силь­но ли наше самосознание отличается от дореволюционного?

Действительно трудный вопрос. Формирование самосознания - процесс постоянный, многослой­ный и долгий. В нас много советско­го. Но черты русскости сохранились, возвращается в народное сознание православие. Да и патриотизм тоже. Понятие «новая Россия» - это ведь больше такая оболочка, игра слов. Самосознание народа нельзя вывести лабораторным путем, оно должно опираться на традицион­ные ценности, на историческую память. Не случайно в последнее десятилетие люди стали все чаще обращаться к историческому на­следию. Вот уж что действительно объединяет - гордость за герои­ческие и культурные свершения, за великие имена россиян. Вспомните недавний телевизионный проект «Имя России». Был широкий обще­ственный резонанс, примирительно были настроены разные политичес­кие силы.

Пару лет назад мы публиковали у себя в журнале результаты одного этно­графического исследования. Оказа­лось, что наши люди больше уважают начальника, чем европейцы.

Часть ответа можно найти в том же православии. Ключевое его понятие - смирение. Отсюда и уважительное отношение к старшему, в том числе и по чину. Да и даже если судить более приземленно: что мог знать, скажем, архангелогородец о самом «боль­шом начальнике», о царе? Он его даже и представить себе не мог, не то что увидеть - при наших-то огромных пространствах. С другой стороны, для многих из нас харак­терно раболепство перед начальст­вом. В нас слабо развито чувство личного достоинства. А ведь это фундаментальный элемент граж­данского национализма.

Выходит, попытки русских правите­лей привить русским западный уклад окончились ничем? Взять того же Петра Великого.

Петр не собирался делать нас ев­ропейцами. Он хотел модернизи­ровать страну, что и осуществил. В этом его огромное историческое величие, что, кстати, вполне осозна­вало большинство россиян.

Но чтобы провести свои реформы, Петру и его окружению необходи­мо было создать у людей ощущение, что старое никуда не годилось. Раз надо двигаться вперед, сближаться с Европой, значит, нужно создать миф о России косной, малоподвиж­ной, отгороженной от передовой Европы. В том, как многие из нас воспринимают семь допетровских веков с их богатейшей культурной, прежде всего монастырской, тра­дицией, безусловно «виноваты» Петр и его окружение, выступив­шие в роли мифотворцев. Впрочем, так, вероятно, происходило всегда. Для осуществления тех или иных преобразований (в данном случае не столь важно, революция это или реформа) всегда необходимо создать искаженные представления о предшествующей истории. Что уж говорить о большевиках, гораздо меньше церемонившихся с людьми, с их чувствами и памятью?

Получается, Петр сознательно диск­редитировал историю. И много у нас таких мифов?

Хватает. Ну например, то же отно­шение к предприимчивым людям. Оно было совершенно нормальным. В этом смысле, что русская деревня, что швейцарский кантон - вез­де люди немного завидуют более удачливым соседям. Это общечело­веческая, а не национальная черта. То же самое с богатством, мы уже говорили: для народа имело значе­ние, как человек к нему пришел.

Правители манипулировали народом, обращаясь к глубинам его самосо­знания. Можно ли воздействовать на самосознание? Правильно ли это?

Формировать национальное сознание? Это так или иначе делают учителя, СМИ, проповедники, политологи, администрация президента и т.д. Что касается ученых, то если
они и должны его формировать, то только непредвзятым анализом, трезвым осмыслением прошлого и современности. Но при этом, я уверен, опираться надо на лучшие, выдающиеся примеры и образцы. Не стоит этого стесняться. Говоря о русской литературе, мы ведь не упоминаем третьеразрядных советских писателей, а сразу обращаемся к Пушкину и Достоевскому. Я не люблю лубочные картинки, но портрет нации, который создается на основе всего лучшего, что в ней есть, способствует ее сплочению.
Посмотрите на англичан: в Великобритании каждый год выходит чуть ли не 400 публикаций про адмирала Нельсона. У нас про Ушакова - 20. Не уверен в точности цифр, но порядок такой. Решайте сами, что лучше.

Комментариев нет:

Отправить комментарий