ПУСТЬ ЗА НАС ПОДУМАЮТ

Социализм воплощал патерналистскую модель государства — мол, власти лучше знают, что нам нужно и чего не нужно делать. В стихии рынка, наоборот, каждый решает за себя. Выводы психологов вкупе с нынешним финансовым кризисом снова заставляют задуматься, как можно уберечь людей от их собственных опрометчивых решений.

Предложение направить $700 млрд. на спасение аме­риканской финансовой отрасли — это, в том числе, и очередная иллюстрация к теоретическим спорам о праве на ошибку. Понадеявшись на дальнейший рост цен на недвижимость, граждане США набрали ипотеч­ных кредитов, однако расплачиваться по ним не могут. Строго говоря, этих неразумных граждан — а также тех, кто инвестировал в ипотечные ценные бумаги, — сто­ило бы проучить: заварили кашу — теперь разбирайтесь, как хотите. На практике, понятное дело, это невоз­можно и по политическим соображениям, и из-за того, что такая принципиальность, скорее всего, негативно отразится на экономике страны в целом. Вопрос уже не в том, будут ли потрачены бюджетные миллиарды, а в том, каким курсом государству идти дальше. Может, стоит ужесточить правила предоставления ипотеч­ных кредитов, например, ввести прямой запрет бан­кам кредитовать беднейшие категории граждан?

Но почему кто-то должен ограничи­вать мое право распоряжаться собст­венными финансами, пусть даже и не­разумно?

Проблема, конечно, шире. Все мы взрослые, дееспособные, вменяе­мые люди, наделенные, по крайней мере, теоретически, правом избирать и быть избранными. И мы можем сами решать, где нам учиться, как страховаться, во что инвестировать, сколько откладывать на старость. Но все знают, что наш выбор часто весь­ма далек от оптимального, а то и пря­мо ошибочен; вопрос в том, должно ли государство что-то предпринимать по этому поводу. Патерналистская по­зиция состоит в том, что оно обязано защитить нас от опасностей и неопре­деленностей, которые несет в себе рынок, то есть, попросту говоря, за­щитить нас от нашей собственной не­разумности — ведь если бы мы были разумны, то сами бы избегали этих рисков. Противоположный, либерта­рианский подход заключается в том, что защитить кого-то бы то ни было государство не только не должно, но и не может: как бы сильно мы ни оши­бались, никакой чиновник не спосо­бен лучше нас самих разобраться в наших потребностях и жизненных обстоятельствах.

Альтернативу — ни много, ни мало «третий путь» — предлагают в сво­ей новой книге Ричард Талер, эко­номист из Чикагского университе­та, и Карл Санстейн, правовед из Гарварда. Попытка государства при­нимать за нас решения действитель­но ни к чему хорошему не приведет, признают они. Но и оставаться совсем в стороне опасно. Во-первых, не всегда у человека есть возможность учиться на собственном опыте. Начинающий шахматист за редчайшим исключени­ем проиграет опытному. Тогда почему же мы считаем, что, покупая недвижи­мость первый или второй раз в жиз­ни, мы готовы играть с ипотечными агентствами на равных? Во-вторых, есть много ситуаций, когда вовсе не влиять на наши решения государст­во попросту не может: как бы оно ни действовало, оно обязательно подтолк­нет нас к тому или иному решению. Как раз эти ситуации государственная машина должна выявлять и развора­чивать во благо самих граждан. А для начала — просто понять, что такие си­туации существуют и в них необходи­мо вмешиваться. На этом и основан предлагаемый Талером и Санстейном «либеральный патернализм»: госу­дарство не должно запрещать граж­данам рисковать своими деньгами и здоровьем, принимая за них реше­ния, но оно вправе время от времени подталкивать их к оптимальному вы­бору, при этом оставляя все осталь­ные варианты. Их новая книга назы­вается «Nudge: Improving Decisions About Health, Wealth, and Happiness», что на русский можно было бы пере­вести как «Толчок к правильному вы­бору: здоровье, финансы и благопо­лучие».

С теоретической точки зрения, книга Талера и Санстейна — это по­пытка обогатить политическую дис­куссию идеями, почерпнутыми из поведенческой экономики (behavioral economics). Ричард Талер — извест­ный специалист в этой области. По сути, речь идет о совмещении ба­зовых принципов неолиберального подхода к экономике и выводов, по­лученных в ходе изучения социально­го поведения и когнитивных процес­сов. Любой, кто заглядывал в работы современных экономистов, знает, что описываемый там человек — а эконо­мика, в конечном счете, это именно наука о человеческом поведении — не слишком похож на наших друзей и знакомых. Абстрактный «человек экономический» («экон», как его на­зывают Талер и Санстейн) ведет себя разумно, принимает оп­тимальные и взвешенные решения: на языке экономистов он называет­ся «рациональным агентом» и всег­да стремится к «максимизации полез­ности», то есть собственной выгоды. На этом предположении построены формальные модели, используемые в экономическом анализе.

Очевидно, однако, что реальные люди вовсе не всегда действуют лучшим из возможных способов: «Предположение, что подавляющее большинство людей в подавляющем большинстве случаев делают выбор, который в наибольшей степени отве­чает их интересам или, по крайней мере, отвечает им больше, чем выбор, который за них сделал бы кто-нибудь другой, заведомо неверно», — пишут Талер и Санстейн. Вот самый невин­ный пример: когда гражданам надо выбрать какое-то число (например, процент пенсионных отчислений), они почему-то чаще всего называют круглые, то есть кратные пяти. Нет никаких причин думать, что отклады­вать ежемесячно 5% от зарплаты ра­зумнее, чем 4% или 6% — значит, вы­бор здесь определяется не расчетом, а какими-то другими факторами. Еще один пример: большинство выбирает вариант, предлагае­мый «по умолчанию», или вовсе ничего не выбира­ет, откладывая решение на потом. Существует и проблема самоконтро­ля: признавая необходимость эконо­мить, заняться спортом, сесть на дие­ту или бросить курить, мы почему-то этого не делаем. Мы не любим долго анализировать: на выбор пенсионно­го плана большинство граждан тратит меньше времени, чем на выбор ново­го телевизора.

Правда, в ряде случаев нераци­ональное, на первый взгляд, пове­дение на самом деле объясняется неполнотой доступной человеку ин­формации. Если же исходить из того, что он знал на момент принятия ре­шения, его решение покажется совер­шенно оправданным. И, конечно же, понятие «полезности» крайне субъек­тивно: нематериальное удовлетворе­ние от какого-то поступка вполне мо­жет перевешивать его потенциальные негативные последствия. Как знать, что «полезнее» — потратить деньги на отпуск или на покупку новой ма­шины сегодня либо отложить их на старость? А если человек на самом деле совершено рационально «мак­симизирует полезность», но понима­ет ее по-своему?

Однако исследования опыта реализа­ции различных программ и проведен­ные на добровольцах эксперименты показывают: инерция выбора действи­тельно существует. Если люди видят один и тот же набор опций, но вариант «по умолчанию» у них разный, макси­мум голосов набирает именно вариант «по умолчанию», каким бы он ни был. Самый наглядный пример — это ис­тория российской пенсионной рефор­мы с ее многочисленными «молчуна­ми», то есть гражданами, которые так и не удосужились выбрать управляю­щую компанию для своих пенсионных накоплений. В результате их средства находятся в управлении назначенного государством банка, в котором доход­ность по этим вкладам далеко отста­ет от уровня инфляции. Подобного исхода следовало ожидать, поскольку деньги попадали туда «по умолчанию». Вероятно, поведение многих молчунов объясняется вполне рационально: по их оценке, выигрыш от перевода на­коплений в частную управляющую компанию несопоставим с необходи­мыми для этого усилиями и с пред­полагаемыми рисками. Тем не менее, можно утверждать, что, задавая свой сценарий «по умолчанию», государ­ство предопределило выбор весьма ощутимой группы граждан. Но не сде­лать этого вовсе оно тоже не могло бы: в любом случае, какое-то финансовое учреждение должно было «приютить» у себя деньги тех, кто сам так и не определился.

Нерациональное поведение граж­дан порой представляет собой серь­езную проблему и для них самих, и для государства. Российские «мол­чуны» не одиноки в своем саботиро­вании права выбора. Классический случай неолиберализма в социальном страховании — пенсионная реформа Чили, проведенная в 1980 году. Но в ходе недавнего исследования лишь 40% опрошенных хотя бы приблизи­тельно знали, сколько у них сейчас средств на пенсионном счете. Назвать сумму накоплений с точностью до 20% удалось всего 21% граждан. А про раз­мер гарантированной государством минимальной пенсии и условия ее получения знали лишь 11% и 0,2% чи­лийцев соответственно. Аналогично ведут себя люди и в других странах: в конце 1990-х меньше половины аме­риканцев знали тип своего пенсион­ного плана и размер накоплений на момент опроса, а время своего выхо­да на пенсию и размер ожидающих их выплат оказались и того меньше. По данным ОЭСР в сверхразвитой Японии у 71% сверхответственных японцев нет минимальных финансовых позна­ний, необходимых для выбора пенси­онного плана, например, они не пред­ставляют себе, чем инвестирование в акции отличается от инвестирова­ния в облигации. Но и программы по­вышения финансовой грамотности, как уже понятно, дела не исправят: граждане не столь невежественны, сколь легкомысленны.

Талер и Санстейн предлагают в госу­дарственном управлении правильно выстраивать так называемую архитек­туру выбора: система навигации долж­на подтолкнуть человека к «правиль­ному ответу», оставляя при этом ему полную возможность делать все по-своему. Подобными приемами пользуется бизнес. Мерчандайзеры в супермаркетах раскладывают това­ры на полках с учетом инерции: вы можете купить любые макароны, но при прочих равных возьмете те, ко­торые лежат на средней полке, на уровне ваших глаз. Никто вам ниче­го не навязывает и не ограничивает вашу свободу: хотите другую марку, нагнитесь или, наоборот, подними­те голову. Или ваш банковский де­позит: как правило, по умолчанию, то есть, если не снять деньги в срок, предусматривается его автоматичес­кое продление.

Авторы предлагают делать так, что­бы процесс принятия «неправильно­го» решения был сопряжен с опреде­ленными неудобствами или потерями. Потери эти не должны быть боль­шими (государство не имеет права наказывать граждан рублем за от­каз копить себе на старость), но до­статочными, чтобы подтолкнуть нас в нужную строну.

В этом и состоит практический со­вет, который авторы дают государству и компаниям. Большая часть книги посвящена разбору конкретных ситу­аций сегодняшней американской по­литической жизни, вполне, впрочем, актуальных и в России: реформам со­циального страхования, государст­венного медицинского страхования, школьного образования. Идеи авто­ров при этом не назовешь потряса­юще радикальными. Например, об­суждение проблем дополнительного лекарственного обеспечения (так на­зываемая Part D программы госу­дарственного страхования Medicare) сводится к разбору сайта Medicare: обычному человеку невозможно ра­зобраться в десятках вариантов до­полнительного страхования. Такие мелочи и определяют реакцию граж­дан. Возвращаясь к пенсионной проб­леме, Талер и Санстейн предлагают отчисление определенного процента зарплаты в фонд добровольного пен­сионного страхования сделать опцией «по умолчанию». Как минимум можно было бы вынудить человека принять решение — сделать так, чтобы, уст­раиваясь на работу, каждый должен был бы указывать в заявлении, согла­сен он делать добровольные отчисле­ния. Тогда у всех сохранялась бы сво­бода сказать «спасибо, нет», но доля граждан, откладывающих себе на ста­рость, выросла бы на десятки процен­тов. Точно так же опцией «по умолча­нию» могло бы быть согласие стать в случае внезапной смерти донором внутренних органов. Более экстра­вагантный вариант заботы об общем благе, навеянный американскими реа­лиями, — превратить в опцию «по умолчанию» подписание брачного контракта: тем, кто не хочет этого де­лать, придется прослушать нудную лекцию об опасностях развода.

Особый интерес к сочинению Талера и Санстейна объясняется тем, что последний причастен к избира­тельной кампании Барака Обамы: воз­можно, «третий путь» действительно станет новой американской моделью государственной политики. Обама, кстати, обвиняет своего конкурента-республиканца в последовательном отказе от государственного регулиро­вания экономики.

Впрочем, идеям авторов трудно пре­тендовать на абсолютную новизну: едва ли разработчики российской пен­сионной реформы не осознавали, что творят, создавая условия для появле­ния «молчунов». А вот идеологический смысл «третьего пути» действительно интригует. Сторонники классического патерналистского подхода, как извест­но, необходимость государственно­го вмешательства оправдывали несо­вершенством рынков. «Либеральный патернализм» Талера и Санстейна исходит из того, что несовершенны сами граждане.